Конституционный минимум: дело об академических свободах

24 октября 2023 года Конституционный Суд принял постановление по делу д.ю.н. Ирины Анатольевны Алебастровой – уволенного преподавателя конституционного права Факультета права НИУ ВШЭ. В нём КС снова поставил под сомнение конституционность статьи 332 Трудового кодекса: проблема баланса интересов между преподавателями и университетской администрацией не исчезла. Ранее КС уже высказался на очень похожую тему – в постановлении от 15 июля 2022 года №32-П по делу Алексея Подакова. Тогда Судом поднималась проблема исполнения решений конкурсной комиссии. Более того, Суд даже предусмотрел минимальный срок, на который должен заключаться срочный трудовой договор с преподавателями. Казалось бы, прошло уже больше года, даже изменилось законодательство: ну что может пойти не так?

Предыстория

Ирина Алебастрова была уволена летом 2020 года. Её история во многом похожа на то, что произошло с другими уволенными преподавателями (и впоследствии заявителями в КС) – Еленой Лукьяновой и Ильёй Гурьяновым. На мой взгляд, рассматривать эти кейсы порознь нельзя ни в коем случае, поскольку контекст и проблемы практически идентичны. Все три дела роднит линия поведения «Вышки» (с небольшими оговорками): несмотря на то что преподаватели прошли конкурсный отбор, новый трудовой договор с ними не заключался, срок их трудовых отношений не предусматривался, а после истечения старого договора они продолжали работать без каких-либо претензий со стороны университета. 

Именно этой лазейкой и воспользовалась «Вышка»: поскольку срок трудовых отношений решением конкурса не был определён, работодатель своим произвольным решением (приказом) установил его в одностороннем порядке вместе с условиями труда (для Ирины Анатольевны – конец августа 2020 года). То есть преподавателя фактически увольняют в начале учебного года. Ни о каких компенсациях речи не идёт, как и о предложениях вступить в переговоры. Университет трактует сам факт участия в конкурсе как согласие работника со всеми условиями и сроками, которые определит работодатель. 

Что мы оспаривали и как аргументировали?

Нам можно было бы возразить: а разве это проблема для Конституционного Суда? Разве нельзя разобраться в судах общей юрисдикции? Со всей уверенностью отвечаем – нет. 

Статья 332 ТКРФ в отношении остальных норм Трудового кодекса выступает чем-то вроде lex specialis: она регулирует особенности заключения трудовых договоров с педагогическими работниками. Иными словами, выступает специальной нормой по отношению к общим нормам о работниках. То есть при заключении срочных трудовых договоров между преподавателями и университетом необходимо руководствоваться её положениями. Но дело в том, что правоприменитель использует статью 332 ТК РФ как специальную для того, чтобы нивелировать общие трудовые гарантии, в частности, статей 58 и 67. Ещё раз: статья 332 ТК РФ используется для того, чтобы нивелировать общие трудовые гарантии и игнорировать их принципиальные положения. В то же время сама статья 332 не предусматривает вообще никаких гарантий педагогическим работникам. Более того, она и не может объективно предусмотреть абсолютно все подобные трудовые гарантии для преподавателей, поскольку они и так урегулированы общими нормами ТК РФ. В результате работодатель устанавливает для преподавателя куда меньший объём гарантий, чем предполагают общие нормы. 

Именно эта правовая неопределённость статьи 332 ТК в системе с общими гарантиями приводит к нарушению конституционных прав преподавателя.

Вернёмся к обстоятельствам дела Ирины Анатольевны. Сначала её избирают по конкурсу, тем самым подтверждается соответствие её качеств и опыта выбранной должности. А затем работодатель приказом при переводе её на должность устанавливает срок трудовых отношений. Если трудовой договор предполагает соглашение между работником и работодателем (статья 15 Трудового кодекса), то приказ — это одностороннее решение работодателя. То есть в приказе чётко выраженное согласие работника отсутствует. Следовательно, основой трудовых отношений становится не договор, предполагающий согласование интересов работника и работодателя, а приказ работодателя, иными словами — произвольное его решение. В Постановлении от 27 декабря 1999 года № 19-П Конституционный Суд отмечал, что прекращение трудовых отношений, равно как и любое действие между работником и работодателем, должно осуществляться по соглашению сторон, то есть на основе добровольных и согласованных волеизъявлений работника и работодателя. 

Иными словами, права работника ограничиваются произвольным актом работодателя –– приказом. При этом, согласно статье 55 (часть 3) Конституции, права и свободы могут быть ограничены исключительно федеральным законом.

Возникает вопрос. Неужели работодатель не понимает, что приказ –– это фактически подмена трудового договора и воли работника? Проблема том, что вузовская администрация трактует отсутствие чётко выраженной воли преподавателя в качестве согласия с любыми действиями работодателя. «Согласие» работника презюмируется лишь на том основании, что тотучаствует в конкурсе, а также на том, что он приступил к выполнению трудовых обязанностей без заключения трудового договора. Игнорирование обязанности заключать или продлевать трудовой договор означает фактический отказ работодателя от исполнения итогов конкурса.

В таком случае, конечно, ни о каком балансе сторон трудового договора не может быть и речи. Баланс предполагает, что работодатель не может совершать произвольные и односторонние действия, которые направлены на ухудшение положение работника. Тем более образовательная организация как работодатель выступает сильной стороной трудового договора. В вопросах баланса важно не упускать ещё один момент: ТК РФ не предъявляет к работодателю тех же существенных требований, что и к работнику, то есть окно возможностей у университета гораздо шире, чем у преподавателя. Если же говорить о балансе как элементе теста на пропорциональность, то баланс между публичным интересом и конституционно значимыми целями защиты работников не должен влечь за собой столь обременительные последствия для конституционных прав последнего.

Мы также обращали внимание Суда на нарушение принципа равенства и дискриминацию. Последняя проявляется сразу по двум направлениям: как дискриминация по сравнению с другими категориями работников и как дискриминация в рамках одной образовательной организации. В первом случае единственным критерием, который позволяет игнорировать общие положения ТК РФ – особый статус таких работников, относящихся в профессорско-преподавательскому составу. Однако сама по себе принадлежность к ППС не является основанием для того, чтобы объём прав каким-либо образом сокращался. Во втором случае – работодатель произвольно меняет сроки и условия трудовых отношений, но не со всеми преподавателями, которые имеют одинаковую квалификацию, а лишь с некоторыми из них. То есть университет руководствуется не объективными критериями, а личным пристрастием. Более того, основанием для такого произвола может быть что угодно, в том числе научные или политические предпочтения преподавателя.

А причём здесь академические свободы? 

Трудовые права преподавателя неразрывно связаны с академическими свободами: одно немыслимо без другого. Подобно эффекту домино, нарушение гарантий свободного преподавания и свободы научного творчества (часть 1 статьи 44 Конституции) означает одновременно нарушение права свободно распоряжаться своими способностями к труду (часть 1 статьи 37 Конституции). Короче говоря, нельзя качественно заниматься наукой и учить студентов, если тебя могут уволить в любой момент, сократить и изменить условия труда. То есть нельзя планировать никакие исследования, школы, вообще любую научную деятельность — ты как преподаватель находишься в подвешенном состоянии, на крючке администрации. И рычагов давления у неё несоизмеримо больше, чем у преподавателя. Норма фактически наделяет обязанностями только преподавателя, но не вуз. Дело Ирины Анатольевны — это не просто жалоба против незаконного увольнения, это вопрос отстаивания границ академического сообщества.

Какое же решение принял Конституционный Суд?

Во-первых, КС практически полностью поддержал заявительницу: аргументы о правовой неопределённости, о нарушении баланса сторон трудового договора, о подмене воли работника произвольным решением вузовской администрации, о дискриминации, а также о нарушении конституционных гарантий свободы преподавания и научной свободы были услышаны. Впрочем, это те прописные истины, которым учат во время пар по конституционному праву. Выделим наиболее важные моменты постановления.

Во-вторых, КС согласился с тем, что проблема произвола вузовской администрации не исчезла, даже несмотря на постановление от 15 июля 2022 №32-П по делу Подакова. Высказанные там правовые позиции не привели к полному исправлению всей дефектности регулирования трудовых отношений между университетом и преподавателям. Сам факт того, что КС вынес по Ирине Алебастровой именно постановление, а не определение, сославшись на то, что постановление по делу Подакова сохраняет свою силу, уже само по себе говорит о том, что законодатель не решает проблему системно. Мог ли КС поступить так же, как и в делах Лукьяновой и Гурьянова? Мог. Тем более предмет нормоконтроля частично пересекался. Тем не менее КС занял сторону заявительницы. И это важный шаг.

В-третьих, КС подчеркнул важное (кстати, этому же вопросу в своё время была посвящена фабула муткорта по конституционному правосудию «Хрустальная Фемида»): права преподавателя ещё и неразрывно связаны с правами обучающихся и правом на получение образования (часть 1 статья 43 Конституции). 

В-четвёртых, КС высказался предельно чётко: общие трудовые гарантии должны распространяться и на трудовые отношения между вузом и преподавателем. То есть lex specialis не может преодолевать все остальные трудовые гарантии. Практически то же самое КС ранее сказал и в определении по делу Лукьяновой. Кстати, именно для этого мы и ставили общие трудовые гарантии (статьи 58, 67) предметом нормоконтроля: КС вряд ли бы признал их неконституционными, но был бы обязан высказаться и дать надлежащее конституционное истолкование. 

В-пятых, наверное, самое важное – КС восполнил пробел между своей позицией и законодательными изменениями. Дело в том, что постановление по делу Алексея Подакова было принято 15 июля 2022 года, а поправки в ТК по мотивам этого постановления были внесены только 4 августа 2023 года (тогда КС потребовал установить минимальный срок в три года). Летом 2022 года все преподаватели «Вышки» ещё «исчерпывались» для обращения в Конституционный Суд. Именно в этот промежуток – между постановлением и законом – права преподавателей продолжали нарушаться. Новые поправки в ТК РФ после дела Подакова не предусматривают обратную силу, то есть не распространяются на уволенных преподавателей, в частности на Ирину Анатольевну Алебастрову. Своим постановлением КС уладил этот вопрос: в срок между постановлением №32-П и редакцией ТК РФ от 4 августа должно применяться его постановление №32-П в части о минимальных сроках трудовых договоров

Подчеркнём еще раз: это достаточно редкий случай, когда КС настолько конкретизирует свои же позиции, использует обратную силу, поскольку с должным регулированием законодатель не справился.

В заключении скажем о применении компенсаторных механизмов. Правда, практика судов общей юрисдикции очень неоднозначна, а суды зачастую просто не понимают, что от них требуется. В деле Ирины Анатольевны определённости гораздо больше: в отличие от исполнения решений по электоральным спорам, ущерб, как минимум, можно рассчитать, а заявительница получит возможность получить компенсацию за незаконное увольнение Об этом прямо сказал в своём постановлении Суд.

«Врозь идти, вместе бить»: как решение по Ирине Алебастровой повлияет на кейсы Ильи Гурьянова и Елены Лукьяновой?

В самом постановлении по делу И. А. Алебастровой есть интересная оговорка, на которую, в первую очередь, обратила внимание сама заявительница: в пункте 2 резолютивной части решения говорится лишь о переводе на иные должности в результате избрания по конкурсу, но совершенно не говорится и о других случаях, например, когда преподаватель был избран на ту же должность. На мой взгляд, это уточнение не следует толковать ограничительно, то есть как отсекающие все другие случаи. Конечно, правоприменитель постарается толковать этот пункт слишком буквально, однако его нельзя читать в отрыве от мотивировочной части решения и вне контекста тех дефектов, о которых КС как раз высказался. Не стоит забывать, что все проблемы дела И.А. Алебастровой имели место и в кейсах Лукьяновой и Гурьянова, в особенности касательно произвола вузовской администрации. То, что не решил КС в делах Лукьяновой и Гурьянова, он частично решил в деле Алебастровой. 

Внимательный читатель может не согласиться: в деле Гурьянова КС сказал, что часть 9 статьи 332 ТК РФ не упоминалась при исчерпании и не стал оценивать её конституционность, а Лукьянова же оспаривала часть 8 статьи 332 ТК РФ, по которой уже выноилось решение – постановление по делу Подакова. Даже кажется, что всё выглядит достаточно стройным: часть 9 этой статьи не была предметом нормоконтроля, а значит, именно за это КС и зацепился, вынося новое постановления. Но утверждать подобное означает не понимать контекст и ужасную путаницу между причиной и следствием. Если мы внимательно сравним части 8 и 9 статьи 332 ТК РФ (особенно в редакции ТК от 4 августа), то увидим, что в сущности они мало чем отличаются друг от друга: часть 8 говорит об избрании по конкурсу на ранее занимаемую должность (об этом и говорится в решении по делу Поадкова), а часть 9 – о переводе на другую должность в результате избрания по конкурсу. Обе нормы касаются практически идентичных дефектов: исполнимости итогов конкурса, произвола университетской администрации, подмены трудовых договоров односторонним решением работодателя и так далее. Именно с этими проблемами в КС шли Лукьянова, Гурьянов и Алебастрова, конечно, с оговоркой о специфике каждого дела и со своим фокусом внимания. 

На мой взгляд, КС «зацепился» за часть 9 статьи 332 ТК РФ не потому, что она ранее не была предметом нормоконтроля: ничего не мешало КС принять определение по делу Алебастровой со ссылкой на ранее высказанные им позиции, отказать заявительнице, не признавая норму неконституционной. КС «зацепился» за неё, потому что понимает, что проблема не решена, что академические свободы ещё недостаточно защищены, что законодатель снова подошёл достаточно формально к проблеме без учёта ключевых позиций КС. Думаю, что именно жалобы Лукьяновой и Гурьянова косвенно повлияли на то, что в отношении Ирины Анатольевны было принято постановление. Часть 9 статьи 332 ТК РФ и её схожесть с дефектной нормой части 8 этой же статьи позволили КС снова «одёрнуть» законодателя.

Короче говоря, пункт 2 резолютивной части постановления по делу И.А. Алебастровой – это хорошая помощь двум другим уволенным преподавателям «Вышки», оказавшимся в идентичном положении. Более того, КС не оставил в беде Гурьянова и Лукьянову, указав, что к ним должно применяться постановление по делу Подакова, а в деле Лукьяновой КС вовсе согласился с одним из важных аргументов жалобы: о том, что общие трудовые гарантии распространяются и на специальные нормы о преподавателях. Постановление по делу Алебастровой существенно улучшает положение последних.

Вместо выводов

Не устану повторять: Конституционный Суд не швец, не жнец и не кузнец. Нельзя на его возлагать бремя законодателя. Заявители всегда требуют больше, чем КС может сделать, и это правильно: если бы И.А. Алебастрова просила бы только распространить на её случай постановление Подакова, был бы велик риск остаться с определением. При всех полномочиях КС, он не может перезагрузить всю систему отношений между университетом и преподавателем: это прерогатива законодателя. Тем не менее КС старается как бы перенаправить последнего: он уже дважды вынес постановление по делам о защите академических свобод, видя, как нарастает критическая масса проблем и как количество переходит в качество. Решение по делу И.А. Алебастровой –– конституционный минимум, с которым КС справился.