Нежелательные организации и нежелательно-образовательные риски: зеркало судебной практики

16 октября Генпрокуратура признала Центрально-европейский университет нежелательной организацией (далее – ЦЕУ). Для иностранной или международной неправительственной организации статус нежелательной означает: во-первых, полный запрет её деятельности в России, включая любые программы и проекты, во-вторых, запрет распространения материалов этой организации, в том числе хранение или их производство другими лицами, в-третьих, запрет для любых лиц на участие в её деятельности как физических, так и юридических лиц как внутри, так и за пределами России. 

Дела о нежелательных организациях можно разделить на две группы: первая группа – это дела, в которых оспаривается сам факт статуса нежелательных, вторая – дела, в которых оспаривается назначение штрафа за участие в деятельности нежелательной организации (статья 20.33 КоАП). В этой заметке я выделил только ключевые, на мой взгляд, дела и позиции. “За бортом” остались достаточно предсказуемые случаи, в которых участники нежелательных организаций, несмотря на решение Генпрокуратуры, продолжали деятельность. Интерес же у меня вызывали те решения, в которых присутствовала, пусть и небольшая, но всё же неоднозначность и неопределённость. Чтобы не писать каждый раз название организации с оговоркой о неё нежелательности, я приводил только факты дела и реквизиты судебных решений. 

«И первый ангел протрубил»: слово за правоприменителем

Итак, по каким основаниям организации признавали нежелательными, по каким основаниям назначали штраф по 20.33 КоАП и как это затрагивало права других лиц?

1. Апелляционное определение Мосгорсуда от 25 октября 2022 года по делу №33а-5842/2022: один из распространённых примеров – блокировка Роскомнадзором интернет-сайтов, которые фактически публикуют (или ретранслируют) материалы нежелательных организаций или же используются ими, чтобы обойти запрет на использование собственных интернет-сайтов. В этом деле прокуратура настаивала на том, что если материалы нежелательных организаций будут выявлены на других интернет-ресурсах, то владельцы также должны нести ответственность за распространение материалов таких организаций, а их сайты должны быть заблокированы.
2. Апелляционное определение Мосгорсуда от 1 декабря 2021 года по делу №33а-5835/2021: в первую очередь, это достаточно объёмное судебное решение, и интересно нам очень подробным исследованием материалов. Прокуратура указывала, что в ходе образовательных мероприятий (семинары, конференции, практикумы, дискуссии и т.д.) давались критические оценки деятельности руководства страны, формировалось мнение о необходимости смены власти, а участников специально готовили для уличных протестов. Отдельно внимание уделялось децентрализованному характеру этой организации и тому, что после завершения обучения формируется некая сеть контактов в регионах, которые в дальнейшем координируются представителями этой организации.
3. Постановление Мосгорсуда от 27 августа 2018 года №4а-4596/2018. В этом деле организация оспаривала штраф, предусмотренный статьёй 20.33 КоАП РФ. Основанием послужила размещённая на сайте этой организации активная гиперссылка на интернет-сайт нежелательной организации. Её размещение правоприменитель трактует как распространение материалов нежелательной организации, тем более, ссылка находилась в открытом доступе, а ограничения, которые затрудняли доступ к ней, не были предприняты.
4. Постановление Ярославского областного суда от 1 июня 2018 года №4А-175/2018. Организация также была привлечена к административной ответственности за то, что на её интернет-сайте находилась активная гиперссылка на сайт нежелательной организации. Отличие от предыдущего кейса в том, что ссылка была размещена в архивной части сайта, и обнаружить её обычному пользователю было не так просто. Тем не менее, правоприменитель посчитал это нарушением запрета на распространение, а также хранение материалов о нежелательных организациях. Практически аналогичная позиция была у Ленинского районного суда г. Красноярска от 2 июня 2022 года по делу №5-733/2022: сообщество Вконтакте содержало активную ссылку на презентацию нежелательной организации.
5. Постановление Мосгорсуда от 12 января 2018 года №33а-2/2018. В этом деле интересно следующее: организация ссылалась на то, что к ней не могут применяться положения о некоммерческой или неправительственной организации, поскольку она является коммерческой, а  устав предполагает выплату участникам дивидендов, осуществление торговой деятельности. Правоприменитель посчитал, что правового значения это не имеет, поскольку положения закона позволяют распространять нормы на любую организацию, которая: во-первых, создана за пределами России, во-вторых, учредителями организации являются неправительственные структуры, то есть организация является неправительственной в буквальном смысле этого слова, а неправительственная – не значит некоммерческая.
6. Апелляционное определение Мосгорсуда от 24 августа 2018 года №33а-6144. Заявитель – физическое лицо и владелец сайта и одновременно просветительского проекта. По требованию прокуратуры Роскомнадзор ограничил доступ к интернет-сайту. Как выяснилось, сайт содержал “сведения, позволяющие обеспечить доступ” к информации о нежелательных организациях, а также содержал ссылки на эти ресурсы.
7. В решениях Калининградского областного суда (постановления от 19 октября 2018 года по делу №4А-425/2018 и от 1 октября 2018 года по делу №4А-397/2018) прокуратура обратила внимание на то, что репосты, в том числе в соцсетях, также относятся к распространению материалов нежелательной организации, даже если они имели место до вступления в силу соответствующего решения.
8. Постановление Самарского областного суда от 5 октября 2016 года № а-1081/2016. Это решение стоило бы назвать решением о трёх рукопожатиях, и вот почему. Шаг первый – МВД провело проверку интернет сайта из-за поступившей информации о том, что там распространяются материалы экстремистского характера. Шаг второй – на интернет-сайте находится ссылка на группу этого же сайта в соцсети “Вконтакте”. Шаг третий – в группе “Вконтакте” указываются контакты, в которых есть активная гиперссылка на сайт нежелательной организации и материалы этой организации. 

Правоприменение позволяет выделить основные зоны рисков также для иных лиц и организаций:

– любые репосты, публикации в соцсетях, даже если это старые записи с материалами нежелательных организаций. Пока к ним доступ не был ограничен, правоприменитель определяет это как распространение материалов и нарушение;

– любые интернет-ресурсы, которые размещали или размещают у себя материалы нежелательных организаций;

– активные гиперссылки на сайты или материалы нежелательных организаций, даже если это архивные записи сайта. Отдельно следует уделить внимание вообще всем информационным ресурсам или соцсетям, на которых могут размещаться ссылки на нежелательные организации (“правило трёх рукопожатий”).

Слово за Конституционным Судом

На данный момент известно только одно решение КС по нежелательным организациям – определение от 20 декабря 2018 года №3154-О. Заявителем была Human Rights Project Management, признанная нежелательной на территории России. По её мнению, закон о нежелательных нарушает статьи 19, 30 (часть 1), 34 (часть 1), 45 и 46 (части 1 и 2), а также 55 Конституции. 

Аргументы КС можно разделить на две части: о допустимости ограничений и юридической дефиниции. 

Первое – о допустимости ограничений: КС сказал, что нормы закона о нежелательных организациях действительно содержит ограничения прав, однако такие ограничения обусловлены защитой основ конституционного строя, обороноспособности и безопасности страны. То есть допустимость ограничений прямо следует из статьи 55 (части 3) Конституции. Обосновывая свою позицию, КС также сослался на положения Международного пакта о гражданских и политических правах (статья 22) и Конвенции о защите прав человека и основных свобод (статья 11), которые допускают ограничения законом свободы ассоциаций, если это необходимо в демократическом обществе в интересах государственной или общественной безопасности, общественного порядка и так далее. Иными словами, ограничения прав организаций прямо следуют из Конституции.

Второе – о юридической дефиниции. Заявитель указал, что в законе о нежелательных организациях отсутствует определение “иностранной или международной неправительственной организации”, (пункт 1 статьи 3.1 закона). Суд ответил следующее: отсутствие дефиниции как таковой не может рассматриваться в качестве правовой неопределённости, которая мешает правоприменителю единообразно применять нормы. Более того, КС подчеркнул, что законодатель может использовать оценочные или общепринятые понятия, которые и так очевидны субъектам регулирования. Суд также обращает внимание, что в законе об НКО содержится дефиниция “иностранной некоммерческой неправительственной организации”, и хотя это понятия не совсем тождественно понятию, которое оспаривает заявитель, закон всё же позволяет “уяснить существенные признаки иностранной или международной неправительственной организации”. 

Нежелательно-образовательные риски

Проблема заключается в статусе ЦЕУ (нежелательной организации): в отличие от структур, которые ранее оспаривали свой статус в судах общей юрисдикции и КС, ЦЕУ юридически является научно-образовательной организации. При том организацией, которая публиковала и публикует множество книг, журналов, исследований, научных пособий и других информационных материалов. Неопределённость проявляется в следующем.

Во-первых, как быть с теми материалами, которые сейчас доступны и находятся в библиотеках, в том числе электронных? Де-юре, наличие таких книг в открытом и даже ограниченном доступе является основанием для блокировки сайтов вроде КиберЛенинки, e-library и даже некоторых российских университетов, программ по конституционному праву и т.д. Изъять все материалы из библиотек и университетов едва ли возможно. Едва ли возможно и вырвать страницы, на которых ссылаются на материалы нежелательной организации или изъять все журналы и материалы, опубликованные до признания ЦЕУ нежелательной организацией. 

Во-вторых, вопрос участия: в ЦЕУ (признанный нежелательной организацией на территории России) продолжают учиться немало российских студентов. Открытым остаётся вопрос, будет ли обучение считаться участием в деятельности нежелательной организации и можно ли трактовать распространение материалов нежелательной организации, например, упоминание об обучениии в соцсетях или CV? Более того, ряд программ предусматривают софинансирование (то есть часть суммы оплачивается студентом). Соответственно, и плата за обучение может быть истолкована как финансирование нежелательной организации? Тогда в зоне риска находится не только студент, но его семья.

В-третьих, получение отсрочки от армии и других документов, которые требуют подтверждение места обучения: если правоприменитель будет трактовать обучение как участие в деятельности нежелательной организации, то любая справка для получения любой госуслуги – потенциальная и непредсказуемая опасность.

В-четвёртых, риски для научной деятельности. В первую очередь, это касается статуса тех, кто получает PhD: публикации статей в журналах, необходимые для защиты результатов исследования, как правило, сопровождаются указанием аффилиации с университетом. Предположим, что такой PhD-student не публикуется в российских журналах, а только в зарубежных, но разве это спасёт от риска привлечения к ответственности с учётом того, что правоприменитель смотрит даже англоязычные версии сайтов нежелательных организаций и отслеживает каждую ссылку? Или, например, если процесс публикаций уже запущен и статья опубликована после признания ЦЕУ нежелательной организацией, как в таком случае поступит правоприменитель? А если материал не один, а несколько, то как именно правоприменитель это квалифицирует?

Вместо выводов

Признание нежелательной организацией образовательной структуры, с которой связаны очень многие российские учёные и исследователи, университеты, библиотеки, а также другие образовательные центры, – дело достаточно нетипичное и во много непредсказуемое. Не хочется сейчас предугадывать по какому пути может пойти правоприменитель. Очевидно одно: дело уникально не тем, что затрагивается право на объединение (едва ли университет будет оспаривать свой статус в России), а тем, что затрагиваются права обучающихся и преподавателей – право на образование (часть 1 статьи 43 Конституции), а также свободу научного творчества (часть 1 статьи 44 Конституции), а также право свободно распоряжаться своими способностями к труду (часть 1 статьи 37). Возможно, разъяснения прокуратуры и Министерства высшего образования позволят сгладить ситуацию. 

Источник: Закон.ру