«Устойчивые гарантии права человека», или почему возвращение смертной казни в России невозможно

Настоящий материал (информация) произведён, распространён иностранным агентом Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики» либо касается деятельности иностранного агента Автономная некоммерческая организация «Институт права и публичной политики»

Александр Кальва, юрист Института права и публичной политики

Последние годы российская политико-правовая дискуссия всё чаще разбавляется вопросом о необходимости возвращения смертной казни: парламентарии инициируют соответствующие законопроекты, социологи – проводят опросы, а некоторые публичные люди – с ностальгией и даже трепетом вспоминают периоды истории, когда казнь не была вне закона. Традиционно такие споры разворачиваются вокруг громких преступлений или резонансных событий, противопоставляя сторонников и противников этой идеи. Но так ли просто вернуть высшую меру наказания в уголовно-правовой обиход и достаточно ли для неё одной лишь политической воли? Ответ на этот вопрос искал юрист Института Александр Кальва. 

Что случилось?

В ноябре Председатель Совета Безопасности Дмитрий Медведев опубликовал в своём телеграм-канале пост о смертной казни для «диверсантов». Поводом вспомнить о том, что во время Великой Отечественной войны «саботажников» расстреливали без суда, следствия и права на защиту, стали многочисленные повреждения логистической и военной инфраструктуры по всей стране. 

В заключении своего письменного выступления экс-президент назвал смертную казнь «средством защиты интересов наших людей, государства и общества» – но тут же оговорился, что её возвращение в нынешних реалиях невозможно. Во всяком случае, пока действующий на неё мораторий не будет преодолён Конституционным Судом.

Но о каком моратории говорил Медведев и при чём здесь Конституционный Суд? Давайте разбираться по порядку.

Основа основ

Вопрос применения смертной казни разрешается в статье 20 Конституции, гарантирующей каждому право на жизнь: «высшая мера наказания может устанавливаться федеральным законом за особо тяжкие преступления против жизни при предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей». Эта норма отсылает нас к простой двухчастной задаче: можно ли за «диверсию», упомянутую Медведевым, отправить человека на эшафот (вопрос права)? И если да, то в каком порядке (вопрос процесса)?

Под «саботажничеством» Медведев, очевидно, имел в виду «диверсию», то есть взрыв, поджог или иные действия в отношении транспортной инфраструктуры, средств связи, объектов жизнеобеспечения с целью нанесения ущерба экономике и обороноспособности страны (то, что курсивом, важно запомнить). Весьма вероятно, что скоро диверсантами будут считаться ещё и те, кто посягает на здоровье населения, окружающую среду, а также атомную энергетику – соответствующие поправки в УК РФ на днях уже были одобрены в первом чтении. Ещё депутаты Госдумы предложили признать пропаганду и оправдание диверсии отягчающим обстоятельством, установить ответственность за обучение и содействие диверсиям, организацию и участие в «диверсионном сообществе». Наказание за такие преступления предлагают увеличить вплоть до пожизненного лишения свободы.

А теперь вернёмся к Конституции: если смертная казнь допустима только за совершение особо тяжких преступлений против жизни, то можно ли казнить за «саботажничество»? Ответ, очевидно, отрицательный – отрицательным он останется и в случае принятия новых «диверсионных» статей, ведь эти преступления направлены против экономики и обороны, а не против жизни. Это базовая теория уголовного права, заставляющая нас, если говорить научным языком, вспомнить про объект посягательства. Пока он не охватывает жизнь человека, про смертную казнь для условных подрывателей железнодорожных рельсов даже в теории можно забыть. 

Кроме того, стоит вспомнить о «формальностях»: сами санкции за действующую и будущие диверсионные статьи вообще не подразумевают казни как наказания (как и все преступления против госбезопасности, за исключением посягательства на жизнь чиновника или общественного деятеля). Выходит, что если законодатели и решатся на высшую меру для всех диверсантов (в том числе саботирующих военные задачи российской армии), то им придётся менять не только УК, но и принимать новую Конституцию, убирая действующие ограничения для казни. 

Вторая часть нашей конституционной задачи упирается в процесс. На тезисе о расстреле «без суда и следствия» мы останавливаться не станем – уж слишком очевидна его бессмысленность и нереализуемость (пусть даже формальная) в сегодняшних условиях. Важнее другое. Согласно главному закону страны, казнить можно лишь тех, кто осуждён судом присяжных. Тут и кроется второе препятствие для сторонников смертной казни: сейчас закон разрешает коллегиям из народных судей рассматривать дела лишь по двум десяткам составов, а это меньше 10% от всех преступлений, караемых Уголовным кодексом. И диверсии, как можно догадаться, в присяжном списке нет. Получается, что и с процессуальной точки зрения «расстреливать» «саботажников» без посягательства на Конституцию никак не получится. 

Так если в УК всё же предусмотрена смертная казнь, почему она не применяется?

Потому что в России на неё действует мораторий – другими словами, временный запрет, – спровоцированный присоединением нашей страны к международным правозащитным механизмам. 

Началом движения к отказу от смертной казни можно считать вступление России в Совет Европы в 1996 году и подписание годом позднее Протокола № 6 к Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Согласно Протоколу, применение высшей меры наказания возможно только во время войны или при неизбежной угрозе войны и только в установленных законом случаях.

Но вот с ратификацией этого дополнения к Конвенции у России не задалось: в 1996 году Президент, намереваясь сократить применение казни, наказал Правительству в течение месяца направить в Госдуму законопроект о присоединении к договору, но случилось это только в 1999-м. На этом история (почти) закончилась – инициатива не дошла даже до первого чтения, а ответственный за неё комитет в нижней палате парламента был назначен только 22 года спустя. Вероятно, в связи с исключением России из Совета Европы о движении законопроекта и вовсе придётся забыть. 

Несмотря на то, что этот Протокол так и не был ратифицирован, именно ссылка на международное право несколько раз играла ключевую роль в дискуссиях о возвращении смертной казни. Например, в 2005 году подобные разговоры даже дошли до полноценного законопроекта, который 13 лет спустя был окончательно отклонён – тогда в отрицательном заключении на инициативу указывалось, что правовую основу запрета на применение смертной казни составляет именно Протокол № 6 и статья 18 Венской конвенции, обязывающая государства придерживаться принятых на себя обязательств. Также аппарат Госдумы процитировал позиции Конституционного Суда России, указав, что отмена смертной казни – это необратимый процесс. 

Позиция КС

Впервые о моратории Конституционный Суд высказался в 1999 году: оперируя ранее упомянутой нами статьёй 20 Конституции, судьи запретили применять смертную казнь – во всяком случае до тех пор, пока не будет принят закон о судах присяжных и эти суды не охватят всю Россию: к тому времени они существовали лишь в некоторых регионах, а полный охват случился только в 2010-м, когда суды с коллегиями заседателей появились в Чеченской Республике. 

Именно приближение суда присяжных в Чечне и стало поводом обратиться в КС повторно: Верховный Суд спросил Конституционный, можно ли будет после 2010 года применять высшую меру наказания, ведь базовое процессуальное условие статьи 20 Конституции оказалось выполненным. Однако КС остался непреклонен: несмотря на отсутствие ратификации Протокола № 6, Суд ввёл бессрочный мораторий на применение смертной казни:

«…в системе действующего правового регулирования, на основе которого в результате длительного моратория на применение смертной казни сформировались устойчивые гарантии права человека не быть подвергнутым смертной казни и сложился конституционно-правовой режим, в рамках которого – с учетом международно-правовой тенденции и обязательств, взятых на себя Российской Федерацией, – происходит необратимый процесс, направленный на отмену смертной казни, как исключительной меры наказания, носящей временный характер (“впредь до ее отмены”) и допускаемой лишь в течение определенного переходного периода, т.е. на реализацию цели, закрепленной статьей 20 (часть 2) Конституции Российской Федерации, означают, что [ведение суда присяжных] не открывает возможность применения смертной казни, в том числе по обвинительному приговору, вынесенному на основании вердикта присяжных заседателей».

О продолжающемся действии моратория совсем недавно вспоминали в Государственной Думе в связи с вхождением Донецкой народной республики в состав России: на её территории все наказания, предусматривавшие казнь, были заменены на пожизненное лишение свободы. 

А возможно ли преодоление моратория?

Мой ответ – нет.

Несмотря на то, что полноценный закон об отмене смертной казни так и не был принят, формально этот вид наказания изжил себя после постановления КС 1999 года, а фактически – тремя годами раньше, когда в России привели в исполнение последнюю казнь. С учётом подтверждения позиции КС спустя десятилетие, могу предположить, что временный мораторий стал окончательной отменой – той самой, о которой говорит статья 20 Конституции («смертная казнь впредь до ее отмены может устанавливаться в качестве исключительной меры наказания»). Нивелировать произошедшую отмену – значит пойти против конституционных положений. 

О невозможности возврата к смертной казни недавно говорил и Председатель Конституционного Суда Валерий Зорькин. Он отметил, что лишь принятие новой Конституции позволит вернуть смертную казнь, ведь статья 20 находится в том разделе, который нельзя изменить. «Флаг им в руки», – иронично ответил Зорькин тем, кто готов заняться разработкой нового главного закона страны. Примечательно, что Медведев не согласился с председателем КС. По его мнению при «максимально весомых основаниях» (каких, остаётся под вопросом) для возвращения смертной казни достаточно будет изменения правовых позиций КС.

Подводя итог, можно констатировать, что власти всё время оставляли себе различные пути «отступления» в вопросе высшей меры наказания: в Конституции смертную казнь оставили до её отмены, Протокол о запрете смертной казни подписали, но не ратифицировали. а в Уголовном кодексе это наказание за некоторые преступления сохранили, хоть и не исполняют. Единственным политическим актором, по-настоящему проявившем волю, можно назвать Конституционный Суд, который прямо запрещал применение казни и 23, и 12 лет назад. Даже в наши дни главным «оппозиционером» власти по вопросу смертной казни остаётся именно председатель Конституционного Суда, отринувший возможность её возвращения, пока действует Конституция 1993 года. За эту позицию Валерию Дмитриевичу можно искренне выразить благодарность, а коллег-юристов призвать сохранять веру в справедливость в стенах Конституционного Суда.