«Застраховать себя от уголовного преследования в России невозможно, особенно если ты активист»

Интервью с Марией Эйсмонт о применении статьи 212.1 Уголовного кодекса Российской Федерации

31 июля 2020 года стало известно о возбуждении дела против муниципального депутата Юлии Галяминой по статье 212.1 Уголовного кодекса Российской Федерации («Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования»). Применение этой статьи было ограничено Конституционным Судом в феврале 2017 года после жалобы активиста Ильдара Дадина, приговорённого по этой статье к трём годам лишения свободы. C подробностями дела Ильдара Дадина можно ознакомиться на нашем архивном сайте.

В начале 2019-го года статью применили снова, после двухлетнего перерыва. Сначала дело по статье 212.1 Уголовного кодекса было возбуждено против коломенского активиста Вячеслава Егорова. После этого статья была вновь применена в делах против архангельского активиста Андрея Боровикова и московского активиста Константина Котова. Адвокат Мария Эйсмонт, представляющая интересы Егорова и Котова, рассказала нам об эффекте Постановления Конституционного Суда, рисках для участников акций и перспективах работы защитников по делам, связанным с применением этой статьи.

Сколько дел правоохранительные органы возбудили по статье 212.1 Уголовного кодекса Российской Федерации?

Мария Эйсмонт: На сегодня известно о восьми уголовных делах, возбуждённых с момента введения этой статьи в Уголовный кодекс. Эти дела можно условно разделить на две части. Первая – те, которые были возбуждены до Постановления Конституционного Суда № 2-П от 10 февраля 2017 года. Вторая – те, которые были возбуждены после. Первые были возбуждены тогда, когда следствию и судам ещё не было понятно, как применять эту статью, не был ещё выявлен её конституционно-правовой смысл, как говорит Конституционный Суд. Ещё не было указано на обязательное наличие вреда здоровью, имуществу, окружающей среде, либо реальной угрозы её причинения как обязательное условие привлечения к уголовной ответственности. Насколько я знаю, на тот момент производство по данной статье было возбуждено против четырёх человек. Двое из них – Ирина Калмыкова и Владимир Ионов – сейчас находятся за пределами Российской Федерации, и уехали они во многом из-за начавшегося уголовного преследования. Третий – активист Марк Гальперин, дело в отношении которого так и не дошло до суда, и приговора по нему не было (подробнее о делах против Калмыковой, Ионова и Гальперина можно узнать здесь – примеч. Института). Четвертым стал Ильдар Дадин, чьим именем эту статью назвали.

Если поставить вопрос о количестве возбуждённых уголовных дел по этой статье, то я отвечу «восемь». Но если считать те дела, которые дошли до приговора, то цифра будет меньше. Дело Ильдара Дадина было из них первым дошедшим до суда, и долгое время единственным. Дадин получил реальный срок, его отправили в колонию, там пытали, был огромный скандал, который привлек дополнительное внимание и к осуждённому и к этой самой статье: пытать вообще никого нельзя никогда, но когда пытают человека, который просто выходил с плакатами на мирные акции протеста, это вызывает особое возмущение у граждан. В общем, Дадин обратился в Конституционный Суд, и 10 февраля 2017 года Конституционный Суд вынес свое знаменитое Постановление № 2-П «по делу о проверке конституционности положений статьи 212.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Дадина».

Тут надо сказать, что Конституционный Суд в делах о свободе собраний никогда не был полностью на стороне граждан.

Можно найти как прогрессивные постановления и определения, так и фактически ограничивающие конституционное право на свободу выходить мирно без оружия.

Чего стоит позиция (ещё 2013 года!) по одиночным пикетам: ведь в ней Конституционный Суд «не исключил злоупотребления правом на свободу мирных собраний» лицами, осуществляющими одиночное пикетирование, особенно в крупных городах, «посредством организации под видом отдельных одиночных пикетов коллективных публичных акций».

И вот Постановление по статье 212.1 тоже получилось такое половинчатое. С одной стороны, в нём вопреки требованиям гражданского общества, здравого смысла и заявителя Дадина статья признана конституционной, с другой – оно безусловно поставило некоторые заслоны на пути её формального использования. Начиная с требования, чтобы все «административки», которые входят в «неоднократное нарушение» вступили к моменту совершения последней в законную силу (именно по этому формальному основанию Дадина и освободили), до требования, чтобы действия лица во время этих неоднократных нарушений причиняли ущерб здоровью, имуществу, окружающей среде и т. д. или несли реальную угрозу причинения такового.

После этого Постановления дела по «дадинской» статье не возбуждались почти два года. Многие оптимисты посчитали, что Конституционный Суд поставил серьёзный барьер для использования этой статьи – как мы теперь понимаем, такое мнение было очень наивно. Считали, что теперь эта статья будет «мёртвая, спящая» – как только её не называли. Но оптимисты оказались неправы, они очевидно переоценили силу постановления Конституционного Суда и недооценили важность 212.1 для государства как одного из его репрессивных инструментов. И вот 25 января 2019 года было возбуждено ещё одно дело – в отношении активиста, участника мусорных протестов в Подмосковье, Вячеслава Егорова (Вячеслав Егоров – коломенский эко-активист, выступающий против строительства мусорного полигона в городе, обвиняемый по статье 212.1, подзащитный Марии Эйсмонт – примеч. Института).

Дело возбудил главный следователь Подмосковья в генеральском звании, обыски у активистов проходили с участием сотрудников Федеральной Службы Безопасности, и это был серьёзный сигнал, что речь не идет о «перегибах на местах». Это политика государства. Таким образом нам сообщили, что нет, «спящей и мёртвой» статья не будет, она проснулась, ожила и будет применяться. После дела Егорова возбудили дело против Андрея Боровикова (Андрей Боровиков – эко-активист, координатор архангельского штаба политика Алексея Навального, в сентябре 2019-го года приговорён судом к 400-м часам обязательных работ по статье 212.1 – примеч. Института), активиста из Архангельска, участвовавшего в экологическом протесте в Шиесе, он первым получил приговор после Дадина, и первым получил приговор, не связанный с лишением свободы.

Показательно, что опасными в 2019-м году (и не зря, на мой взгляд) власть посчитала экологов. Экологические протесты самые массовые, и власть боится их, они привлекают очень многих людей, в том числе тех, кто считает себя вне политики. Эти протесты очень искренние, потому что это вопрос жизни и смерти, вопрос качества окружающей среды, воздуха, которым дышат люди, здоровья детей. Они всегда были очень массовые, многие и многие годы. В каком-то смысле это тоже показатель.

Дело Боровикова не получило того большого резонанса, которого оно заслуживало. Возможно потому, что оно не было первым после Постановления по делу Дадина, и ещё потому, что дело Константина Котова его затмило – своей неоправданной жестокостью и молниеносностью уголовного процесса. Действительно, впервые человек которого обвиняют в неоднократном участии в мирных акциях протеста, москвич, несудимый, трудоустроенный, оказался под стражей на период следствия. Важно понять, что это статья – очевидно политическая изначально. Эта статья, которая преследует оппонентов власти. Сто процентов лиц, в отношении которых до сегодняшнего дня возбудили 212.1 – идейные противники власти. Кроме того, при помощи этой статьи власть пытается бороться с неподконтрольным ей выходом людей на улицу.

Таким образом, после постановления Конституционного Суда, после выявления конституционно-правого смысла статьи 212.1 Уголовного кодекса Российской Федерации, дело в отношении Юлии Галяминой (возбуждено 31 июля 2020-го года – примеч. Института) – уже четвёртое. Если же считать с появления этой статьи в Уголовном кодексе, то восьмое.

Правильно ли то, что постановление Конституционного Суда указывает на то, что должен быть причинён какой-то реальный ущерб?

Мария Эйсмонт:

Постановление Конституционного Суда указывает на то, что должен быть причинён реальный ущерб, или создаться реальная угроза причинения реального ущерба. Угроза должна быть реальной, не выдуманной, настоящей.

Ну вот приходит человек на городской праздник, и начинает махать в толпе острыми ножами или топором. Он никого не убил и не покалечил, всё обошлось, но его действия очевидно представляли реальную угрозу. Что мы видим в уголовном деле в отношении Котова? Суды говорят: «Ой, там было столько народу, это же опасно, что столько людей собрались без разрешения властей, мало ли что они могли задумать». Это бред, это не реальная угроза, тем более что, согласно позиции Конституционного Суда, реальная угроза должна исходить от конкретных действий привлекаемого человека. То есть от Котова, Егорова, Галяминой. А не от кого-то иного, кто та что-то опасное делал или даже не делал, но мог же делать.

Как мы видим, на практике – и в деле Вячеслава Егорова, и в деле Константина Котова, и в деле Андрея Боровикова – суды используют абсолютно формальный подход: три раза привлекался к ответственности по митинговой статье 20.2? Поздравляю, на четвёртый раз пожалуйте в Следственный комитет. И пишут: ходит по скверу, тем самым создавая реальную угрозу причинения вреда здоровью граждан, имуществу физических и юридических лиц, окружающей среде, скандировал лозунги тематического содержания, тем самым создавая реальную угрозу причинения вреда здоровью, имуществу, окружающей среде, общественному порядку, иным конституционно охраняемым ценностям…

Доходит до того, что когда надо конкретизировать эти конституционно-охраняемые ценности, которым якобы создаётся угроза причинения ущерба, то они ссылаются на статью 27 Конституции России.

Эта статья фигурирует и в приговоре Котову, и постановлении о возбуждении уголовного дела в отношении Юлии Галяминой.

Вообще – и это очевидно из её простого прочтения – статья 27 Конституции на самом деле регулирует вопрос передвижения людей по стране, а не передвижение между деревьями в парке, в сквере у памятника Ломоносову на Ленинских горах или на Пушкинской площади. Двадцать седьмая статья касается права граждан перемещаться по стране, выбирать место жительства, место пребывания, работу. Это свободное перемещение людей по стране не связано со свободным перемещением по скверу, она не про то, что идя по тротуару, ты мешаешь проходу другого человека (обвинение в деле Константина Котова ссылалось на нарушение им части 1 статьи 27 Конституции России, указывая, что он мешал проходу граждан, идя по улице – прим. Института). Если ещё несколько лет мне бы сказали, что статья 27 Конституции будет трактоваться таким образом, как её используют в контексте уголовных дел по статье 212.1 то я бы ответила, что это полный бред. Оказалось – нет.

Не хочется обсуждать этот вопрос всерьёз, потому что если честно, то это бред сивой кобылы. Для юристов унизительно обсуждать те формулировки, которыми пользуются правоохранительные и судебные органы в отношении людей, привлекаемых по этой статье. Эти формулировки и аргументация не выдерживают никакой критики, противоречат логике здравого смысла, духу закона, духу права. С тем же успехом можно сказать: «Котов виновен, потому что гладиолус». К сожалению, есть серьезные основания рассчитывать, что по такой же траектории пойдёт дело Юлии Галяминой. Ей вменяют «реальную угрозу» но по факту предъявят только многократное осуждение по ст. 20.2 за участие в акциях, которые власти отказываются согласовывать.

Само по себе участие граждан в собрании, которое не согласовано, между тем не даёт государству права вмешиваться до тех пор, пока собрание мирное. По этому поводу есть позиция Европейского Суда по правам человека (см. Постановление по делу «Лашманкин и другие против России» – прим. Института). Есть и другая важная позиция Европейского суда, которую много раз цитировали и Конституционный, и Верховный Суд, говоря о том, что любое массовое скопление граждан несёт в себе неудобства для прохода других граждан, а иногда и проезда транспорта. Но свобода собраний насколько важнее как ценность, что власти должны к таким ситуациям толерантно относиться, спокойно воспринимать возникающие неудобства. Эти неудобства неизбежно следуют из любого собрания значительного числа граждан.

В постановлении Конституционного Суда есть требование перепроверять административные нарушения, которые «суммируются» в уголовное преследование. Проводится ли эта проверка на практике?

Мария Эйсмонт: Зависит от того, что значит «проверить». На это требование нам отвечают: «Да, мы проводим проверку – мы же вызываем полицейских, которые у нас фигурируют в делах об административных правонарушениях». Полицейские пришли, сказали, что ничего не помнят, полностью подтверждают свои давние рапорты. Формально же проверку провели: вызвали и допросили, предупредив об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

Активистов часто задерживают в пикетных очередях или на каких-то собраниях людей. Понятно, что там среди задержанных часто попадаются одни и те же люди. Если исходить из того, что при применении статьи 212.1 Уголовного кодекса речь часто идёт о неопасных административных правонарушениях, есть ли у активистов возможность застраховаться от применения уголовной статьи против них, или это превращается в какую-то лотерею?

Мария Эйсмонт: Застраховать себя от уголовного преследования в России возможности нет, особенно если ты активист.

Мы можем гадать, каковы шансы в каждой конкретной ситуации быть задержанным, быть привлечённым, и так далее, но мы ничего не можем сказать точно.

Например, в деле Котова есть видео: 10 августа человек вышел из подземного перехода станции метро Китай-Город и шёл в течение 38 секунд вглубь по пешеходной части сквера, один, вместе с ним никто не шёл. При этом, оставим вопрос о том, кричал он что-то или шептал. На видеозаписи мы можем увидеть, что он ничего не делал, потому что он смотрел в землю. Он просто шёл, у него не было никаких опасных предметов, он шёл 38 секунд, его схватили, и после этого человек получил 4 года. Вы меня после этого спрашиваете, какие гарантии я дам одиночным пикетчикам? Да никаких никому не дам, кто здесь живёт, поскольку я ответственный человек, за свои слова привыкла отвечать.

Дело в том, что сам по себе одиночный пикет не несёт никакой реальной угрозы ни здоровью, ни имуществу, ни окружающей среде. Так же подобной угрозы не несёт и массовый пикет, когда люди стоят с плакатами и не призывают этими плакатами к насилию. Не несёт её и мирное шествие, когда люди идут, даже если это шествие предполагает, что люди идут по широкому тротуару, а люди, идущие навстречу, вынуждены отойти на метр или около того. Точно так же любой человек, встречающий экскурсию, свадьбу, ремонтные работы в городе будет вынужден поменять свой маршрут, сойти с тротуара, пойти влево, вправо. Люди в большом городе проходят мимо других людей, ходят группами, большими группами в том числе. Это нормально, люди живут жизнью большого города.

А теперь представим, что все описанное выше (неопасное поведение человека, который или стоял, или ходил по тротуару) было названо (а может и являлось на самом деле) политической акцией, и за это человек всякий раз был привлечён к административной ответственности и таких привлечений накопилось три. Всё, можно сказать, что риск уголовного дела имеется. Как угадать, чем кончится очередное (начиная с четвёртого), задержание по ст. 20.2? Очень просто: если привели в суд и осудили, то в этот раз пронесло, уголовного дела не будет. А если что-то долго тянут, не вызывают в суд, то можно напрячься: потому что последнее административное правонарушение, которое станет спусковым крючком к применению статьи 212.1, не должно закончится осуждением по «административке». То есть, составляют протокол, а потом прекращают дело об административном правонарушении в связи с обнаружением признаков уголовного преступления.

Мы можем только констатировать, что у многих людей уже есть эта необходимая база в три вступивших в законную силу административных правонарушения. Если следовать формальному подходу, а не тому, который прописан в законе, то любое последующее (начиная с четвёртого) правонарушение может повлечь за собой уголовное преследование.

Мы знаем много людей в Москве, у которых и пять, и шесть, и восемь и больше подобных правонарушений. Пока к ним не применяют эту статью. Пока непонятно, какие у этого глобального правоприменителя планы на статью 212.1. У нас же на неё планы такие: всеми силами содействовать ее декриминализации, то есть сделать ее применение максимально неудобным для правоохранительных органов, максимально затратным, репутационно катастрофическим, во всех отношениях проблемным. Задача большой команды, которая ведёт дело Котова: сделать настолько сложным работу по каждому возбуждённому по статье 212.1 делу, чтобы ни у кого лишний раз не возникло желания эту статью возбудить. Они должны знать, что столкнутся с кучей адвокатов, бесконечными вопросами от прессы, новыми выходами людей на улицу, будут письма из европейских организаций, из Организации по безопасному сотрудничеству в Европе, снова Конституционный Суд будет вынужден принимать постановление или определение, и так далее. Потому что как только применять статью 212.1 станет просто, то у нас возникнет очень много людей, которые будут находиться в потенциальной опасности этого уголовного преследования. И я считаю, что общество должно нам помогать, все должны объединиться в требовании декриминализации статьи 212.1 Уголовного кодекса. И хотя это было довольно предсказуемо, но то, что после Котова они опять возбудили дело по этой уголовной статье – очень плохо.